Медиация в решении конфликтов, опыт норвегии

      Комментарии к записи Медиация в решении конфликтов, опыт норвегии отключены

Медиация в решении конфликтов, опыт норвегии

Среди главных задач отечественного проекта – экологическое перевоспитание осуждённых. Коллективная работа в колониях, других местах и колониях заключения согласно решению неспециализированных и всем нужных потребностей: чистота, переработка отходов, выращивание овощей, фруктов, скота и птицы, уют и красота (домашние птицы и животные, аквариумы, цветы и декоративное озеленение). Это часть громадной работы по возвращению в общество людей, совершивших правонарушение (либо наказанных по неточности).

Экологическая работа в местах лишения свободы лишь часть громадного процесса, теоретической и методической базой которого мы выбрали работы норвежского ученого Нильса Кристи.
Его идеи фактически воплощает экологическая колония на одном из островов Норвегии. В статье, которую мы копируем, говорится только о самых неспециализированных вопросах. Выделим из них основное, что дает эффект медиации (устранения распрей), взаимопомощи и сотрудничества между персоналом тюрем и заключёнными и колоний в экологической работе: постановка, решение и обсуждение неспециализированных неприятностей. «По людски».

Многие из администрации мест лишения свободы выполняют в них всю жизнь, а осуждённые только пара лет. Экология как учение об неспециализированном доме это весьма несложная объединяющая мысль: в случае если в колонии не хорошо и грязно живется, это неприятность для всех.

А вдруг территория благоустроена, украшена цветами, дает овощи, орехи, виноград и фрукты, очистные сооружения трудятся действенно, ведется раздельный сбор отходов, вторичное сырье удачно и с доходом перерабатывается, это неспециализированный успех арестантов, администрации и персонала. Умение договариваться, обнаружить пути и общие интересы их решения, распределять ответственность и получать результата.
Конфликты на данный момент происходят между государствами а также целыми континентами. Но умение решать их отрабатывается лишь в маленьких коллективах, где все приятель у приятеля на виду. Доверие возможно и вынужденным.

Любовь не очень нужна в том месте, где имеется неспециализированные неприятности.

Медиатор

Андрей Константинов 12 may 2011

Доктор наук Нильс Кристи — культовая фигура в мире права. Многие годы он был директором норвежского Института криминологии и права, президентом Скандинавского совета по криминологии. Благодаря его идеям во многих государствах правосудие становилось более добрым.

В Российской Федерации на данный момент также пробуют смягчить уголовное законодательство. Происходит это частично под влиянием Нильса Кристи, благо он довольно часто приезжает к нам в страну

Он постоянно начинает выступление с отказа от микрофона.

— Я не прогрессивный человек. Я пологаю, что ответы на многие отечественные вопросы находятся сзади нас, в прошлом, — с виноватой ухмылкой говорит доктор наук Кристи.

Слово «прогресс» он произносит со вздохом. Скоро я осознаю из-за чего: для него это понятие через чур тесно связано с постоянным, с каждым годом ростом численности населения колоний.

— В то время, когда откуда-то уходит дух соседства, в том направлении входит полиция. — Нильс Кристи говорит с нами весьма светло и просто, как с детьми. — Люди сейчас довольно часто переезжают с места на место и не знают собственного окружения. Это заставляет в урегулировании распрей опираться на милицейский меры. В мелком сообществе значительно больше шансов видеться, договариваться, подмечать друг друга.

Крайне важно, дабы люди знали собственных соседей, были связаны со своим окружением. Мне значительно больше нравится соседский контроль, чем милицейский…

Я ловлю себя на том, что при словах «мелкое сообщество» мне почему-то сходу представляется какая-то усредненная «станица Кущевская». Не знаю, что хуже — соседи либо полиция. И, оказывается, не я один.

— В Российской Федерации весьма нехорошая обстановка с доверием людей друг к другу, — говорит Кристи. — По статистике она находится где-то в самом низу перечня. Ваши проблемы с самоуправлением, неспособность людей организовать собственную жизнь без указаний сверху — это все связано с обоюдным недоверием. Если бы у меня была еще одна жизнь, я бы переехал в Россию и убеждал бы людей доверять друг другу.

Он и без того довольно часто тут бывает и со страстью убеждает, не обращая внимания на собственные 83 года.

— Кстати, единственный раз, в то время, когда на меня напали, был тут: меня ограбили прямо на Невском проспекте, — весело говорит доктор наук. — Я, само собой разумеется, разозлился тогда, но думаю, если бы мы познакомились с этим вором, выяснилось бы, что это также в полной мере обычный человек.

Вот так, приезжает и учит нас, как жить. То ли русофил, то ли русофоб — похоже, и то и другое в один момент, как и мы сами.

— Я его переводила и в президентском совете, и в Думе, и в колониях, — говорит Мария Арман, переводчик Нильса Кристи. —  не забываю, как-то в громадной камере дам-рецидивисток он сообщил: «Тут сидит больше дам, чем во всей Норвегии». Он находит подход к самым различным людям, и люди изменяются по окончании встречи с ним. Он весьма глубоко знает настоящую судьбу.

Я живу в собственных пристрастиях и страхах, а он — в общечеловеческом.

Старик нордической наружности с радостно искрящимися глазами приехал из прогрессивно-либеральной Норвегии проповедовать нам традиции и ценности общины. У нас полиция всего пара недель как существует, а он говорит, что она нужна только в обществе чужих друг другу людей, а собственные как-нибудь сами разберутся.

Простой идеалист, еще один скандинавский сказочник. И какое количество людей охмурил! К нему, как будто бы к гуру, попеременно обращаются доктор юридических наук, глава подмосковной рабочей группе по делам несовершеннолетних, представитель белорусского МВД. Зал полон его поклонниками — юристами, психологами, социальными работниками…

Кристи — знаменитость. Может, и идеалист, но, говорят, это благодаря как раз его упрочнениям преступность в Скандинавских государствах на порядок ниже отечественной. В Норвегии всего три с половиной тысячи осуждённых, да и те как-то уж весьма либерально сидят. Во многих колониях их отпускают днем на работу а также на учебу в университет, а вечером они сами возвращаются. Арестанты должны быть готовы к свободе, должны отыскать себе дело по вкусу. Отсидевшим солидную часть срока кроме того положены отпуска.

Так как основная задача скандинавской колонии — ресоциализация, возвращение преступника в общество в качестве обычного человека, а вовсе не наказание.

Но разве преступник не должен опасаться колонии? И из-за чего простые труженики не требуют наказать злодеев? Умным скандинавам, может, и хочется наказать, но, по всей видимости, еще посильнее хочется, дабы у них было как возможно меньше колоний.

А чего больше хочется нам?

Колония как зеркало

От колонии у нас не зарекаются: согласно данным Центра содействия реформе уголовного правосудия, каждый четвертый взрослый мужчина в Российской Федерации имеет тюремный опыт.

— Вы — страна, которая осуждает больше людей в пропорции к неспециализированному числу населения, чем каждая вторая нация в мире, за исключением американцев. В Соединенных Штатах 743 заключенных на 100 тысяч населения, у вас — 577. В Российской Федерации сидят в колонии 820 тысяч людей, в Штатах — больше двух миллионов.

А в соседней Канаде совсем второй подход к наказаниям, уровень арестантов в том месте такой же, как в самых культурных государствах Европы.

Кристи на память приводит статистику различных государств. Для него эти цифры отражают уровень культуры страны. Норвегия и Россия на различных финишах этого перечня.

Для чего же нам нужна целая армия осуждённых, которая стоит стране огромных денег и передаёт все общество криминальным сознанием и неизлечимым туберкулёзом?

— Вы выбрали как раз таковой подход к ответу неприятностей, появляющихся при переходе от мелких сообществ, где все друг друга знают, к громадному сообществу, где все чужие друг другу, — растолковывает Кристи. — Решать социальные неприятности, сажая людей в колонии, — это ветхая русская традиция, окрепшая задолго до СССР. Разве вы так уж отличаетесь от ваших соседей — финнов? Поверьте, они похожи на вас.

Они также наследовали традиции царской России и до 60-х годов прошлого века у них был близкий к вашему уровень тюремного населения. Им это казалось естественным: холодно, выпивают большое количество, около леса, народ дикий. Но им весьма хотелось стать настоящими скандинавами.

Кристи весьма гордится тем, что в свое время обратил внимание финнов на много арестантов:

— Тогда, в начале 1960-х, интернациональной статистики не существовало. Я ездил по различным государствам и собирал ее. И в то время, когда я на совещании Ассоциации права в Хельсинки выступил с таковой речью, они были поражены, страшно всполошились и всего за пара лет догнали другие Скандинавские государства, уменьшив тюремное население раз в пять.

Осознайте, таковой вещи, как правонарушение, не существует. О чем в конечном итоге говорит ваш уровень преступности, так это о вашей социальной культуре и о методах, которыми вы привыкли решать социальные неприятности.

— И какие конкретно же неприятности мы решаем, отправляя людей в колонии?

— Колония — это место для тех, кого общество выпихивает из собственных последовательностей. Кто в большинстве случаев попадает в колонии? Это же практически в любое время бедняки. Сильное имущественное расслоение ведет к весьма громадному напряжению в обществе. Социальные контрасты, безобразно богатые люди — это весьма не хорошо для контроля над преступностью. Причем не хорошо всем. Преодоление огромной расстоянии между верхами и низами необходимо не только бедным, но и богатым.

Здоровье отдельных людей, средняя длительность судьбы, количество арестантов, моральный климат общества, жестокость людей — все это напрямую связано с тем, как велик разрыв между бедными и богатыми.

— Разве в Соединенных Штатах большое количество бедных?

— Само собой разумеется, в том месте большое количество весьма богатых и большое количество бедняков, в особенности тёмных, каковые наполняют колонии, и большая часть из них попадают в том направлении из-за какой-нибудь ерунды наподобие марихуаны либо драки. Обстановка с марихуаной по большому счету постыдная, она подобна запрету противозачаточных средств католической церковью. на данный момент они неспешно приходят к тому, что запрет марихуаны себя не оправдал.

— У нас также очень много людей сидят за наркотики, а также легко за употребление и хранение.

— Уголовное преследование наркоманов — это нарушение и сумасшествие прав человека. Мы большое количество сражались, дабы поменять антинаркотическое уголовное законодательство, совершили последовательность громадных конференций. Мы должны регулировать оборот наркотиков, и весьма жестко, но это вовсе не означает, что мы должны сажать потребителей в колонию…

Где кончается скамья подсудимых

Правонарушения не существует.

Наказание распутно.

Как может доктор наук криминологии сказать такое?

— Кое-какие из моих сотрудников также весьма на меня злы за эти утверждения, — с явным наслаждением говорит Кристи. — Но от страны к стране, из эры в эру понятие о том, что преступно, а что нет, изменяется. В случае если мы обсуждаем нехорошей поступок, нам приходят в голову различные методы совладать с его последствиями: возможно обсудить случившееся, виновный может постараться компенсировать ущерб, быть может, удастся достигнуть примирения с пострадавшими. А вдруг мы разглядываем это же деяние как правонарушение, остается только наказать преступника.

Нильс Кристи начал тревожить советских людей собственными необычными идеями еще в 1985 году, в то время, когда вышла книга «Пределы наказания». В действительности она именовалась «Пределы боли», но издатели сочли, что русский читатель примет решение: «боль» — это про медицину. В книжке весьма доходчиво разъяснялось, что наказание — это и имеется причинение боли. По Кристи, судья — это тот, кому выдан полномочие причинять боль.

А доктора наук права должны именоваться «докторами наук права причинять боль». У него собственный способ контролировать сущность явлений: именовать сложные вещи несложными словами.

С того времени он довольно часто наведывается в Россию. Мы мочим « в сортирах» собственных «ублюдков», а он повторяет :

— Общество пытается уменьшить страдания и для этого прибегает к наказанию. Но наказать — это и значит причинить человеку побольше страдания, в этом цель и суть наказания. Должно ли порядочное общество воздавать за плохое деяние той же монетой?

— Вы рассказываете как проповедник…

— Я не религиозный человек и не хожу в церковь. Я говорю о несложных, понятных всем сокровищах, легко исходя из собственного жизненного опыта. Мы должны уменьшить страдания.

«Не бывает злых людей»

— Я лично знаю довольно много убийц, но ни при каких обстоятельствах не встречал монстров.

Хочется сходу выкрикнуть: «А что вы станете делать, в случае если встретите в чёрном переулке одного из грабителей и этих убийц, которых защищаете?»

— Моя супруга Хедда — она также криминолог — десять лет израсходовала на изучение одного отчаянного рецидивиста. Его вычисляли чуть ли не самым страшным человеком в Норвегии, настоящим чудовищем. Он был из бродяг — цыган, думается. По окончании очередного срока за убийство — у нас они относительно маленькие — он выходил в этот самый момент же убивал кого-то опять. Но позже он встретился с Хеддой, которая пробовала осознать, из-за чего он так поступает. Его привели два охранника, он был закован по ногам и рукам — так его опасались.

Они большое количество общались, а в то время, когда его отпустили, Хедда ездила к нему, останавливалась в его доме на ночь. Ее задавали вопросы: «Вы не опасаетесь?» Она отвечала: «Нет, напротив, в случае если что произойдёт, он меня защитит». Возможно, в первый раз в его взрослой жизни к нему кто-то отнесся по-человечески. И он прекратил выполнять правонарушения. У меня большое количество друзей с плохим прошлым, но если бы они были тут, я не стал бы их вам воображать: вот данный — преступник, а данный — убийца.

Дабы уменьшить число злодеяний, вместо навешивания этих ярлыков мы должны говорить истории их жизни, осознать их.

— Что же, злодеев не существует?

— Существуют, само собой разумеется, мерзкие поступки, гнусные человеческие черты. Но нет злых людей.

Легко какой-то булгаковский Иешуа. Для него любой — хороший человек.

— Но бывают же хрестоматийные подонки — те же нацистские преступники?

— Если вы превращаете фашистов в чудовищ, это понятное объяснение и простой концентрационных лагерей, но это и ход к ним: так как чудовища должны сидеть в концлагерях либо их подобии. Но если вы видите каждого из них как одного из нас, тогда перед вами поднимается совсем второй вопрос: что за совокупность заставляет людей создавать концентрационные лагеря?

С концлагерей все и началось. Во второй половине 40-ых годов XX века юный Нильс, обучавшийся на социолога, по просьбе собственного доктора наук разговаривал с бывшими охранниками концлагеря — норвежцами, трудившимися на нацистов и часто убивавших сидевших под их присмотром сербов. Его заинтересовало, чем охранники, жестоко обходившиеся с осуждёнными, отличались от тех, кто не принимал участия в убийствах и издевательствах.

Тогда-то он и осознал несложную вещь, выяснившую его предстоящий интеллектуальный поиск: убийцы, вычислявшие пленных страшными недочеловеками, нечистым быдлом, ни при каких обстоятельствах не общались с ними. Те же охранники, с которыми сербам получалось хоть раз поболтать, не обращая внимания на разделявший их языковой барьер, либо продемонстрировать фотографии собственной семьи, начинали видеть в них людей и уже не могли их убивать.

Кристи обожает вспоминать рассказ одного из осуждённых, сумевшего мало выучить норвежский посредством отысканного им словаря. В плену он вкалывал на дорожных работах и в один раз услышал, как один из охранников попросил у другого спички, а тот ответил, что у него нет. Тогда данный серб сказал по-норвежски: «У меня имеется спички».

Позднее он сказал, что эта фраза спасла ему жизнь: охранники осознали, что перед ними человек — такой же, как они.

В то время, когда Нильс стал криминологом, он уже знал, что основная мысль, которую он понесет в мир, — та, что жестокость возможно не допустить, в случае если сблизить людей. Кроме того в случае если эти люди — жертва и преступник.

Восстановление вместо возмездия

— Мысль, которая нас объединяет, — уменьшить страдания, — говорит Кристи на конференции по медиации и восстановительному правосудию, проходящей в стенках Московского психолого-педагогического университета. Его аудитория — съехавшиеся со всей России медиаторы — люди, помогающие разрешать конфликты. Для них он — учитель и великий мудрец.

Медиация — один из основных механизмов восстановительного правосудия, той альтернативы карательному правосудию, которую создают и отстаивают Нильс Кристи и его стороники. Они разглядывают правонарушение как конфликт, что довольно часто, не смотря на то, что и не всегда, возможно дать добро, загладив вину, компенсировав ущерб, примирив стороны. Медиаторы выступают как посредники при встрече сторон конфликта.

Встреча — центральное событие в ходе восстановительного правосудия, она дает участникам конфликта шанс растолковать собственные позиции и осознать эмоции друг друга. Кристи как будто бы появился медиатором: у него талант пристально прислушиваться к людям и к себе.

— В медиации процесс серьёзнее результата. Итог возможно тот же, что и в суде, к примеру ответ о компенсации — это смогут быть деньги либо работа на потерпевшего, — говорит Хедда Герцен, доктор наук криминологии и по совместительству супруга Нильса Кристи. — Но возможно и особенный итог — примирение. Это большое событие, не смотря на то, что снаружи ничего особого не происходит: они просто пожимают друг другу руки.

Но как довольно часто данный случай имеет для их жизни огромное, неизмеримое значение!

В Норвегии восстановительное правосудие — это норма судьбы. Большинство небольших правонарушений не наказывается колонией. При каждом местном органе власти действует конфликтный совет, в котором трудятся медиаторы. В случае если стороны конфликта договариваются, дело закрывается.

В прошедшем сезоне в Норвегии было 9000 случаев, переданных полицией медиаторам, — это притом что все их тюремное население образовывает 3500 человек.

— То, что имело возможность стать девятью тысячами правонарушений, стало девятью тысячами попыток осознать друг друга, — говорит Нильс.

— Кто придумал медиацию?

— Разрешение распрей — это весьма старая традиция. В ветхие времена планировал совет всех, кто имеет к этому отношение, и пробовал дать добро конфликт. В случае если у вас нет громадного централизованного страны, вы легко должны отыскать другие методы разрешения распрей.

Я видел это у маори в Новой Зеландии, у аборигенов Австралии. Я видел, как индейцы в Канаде передают друг другу белое перо и говорят по кругу — никто не имеет возможности перебить говорящего. И гнев уходит.

— В каких случаях медиация подходит как способ работы?

— Нужно пробовать применять ее как возможно чаще. Если вы задаёте вопросы про убийства — в полной мере подходит.

— Но что тут восстанавливать? Запрещено так как воскресить убитого человека.

— Да, «восстановление» — не всегда подходящее слово. Возможно, мы пробуем вернуть главные человеческие сокровища.

— Для чего проявлять снисхождение к убийце?

— А если бы преступником был ваш сын, вы бы не желали, дабы мы показали к нему человечность? Само собой разумеется, существуют и страшные деяния, каковые должны наказываться уголовно. Нам нужна уголовная совокупность — медиация не универсальна, но эта уголовная совокупность должна быть максимально человечной.

Она не должна быть монстром, как в Российской Федерации либо в Соединенных Штатах.

— Что обязан сделать медиатор, дабы устранить неприязнь?

— Легко встретиться с участниками конфликта и заметить в них людей. Имеется конфликты, каковые нереально дать добро. Кроме того в случае если участники конфликта согласятся на встречу, не обязательно в следствии отечественной работы они пожмут друг другу руки и преступник раскается, а пострадавший забудет обиду его.

Но пускай они хоть что-то осознают приятель о приятеле, хоть мало услышат друг друга. Встреча может оказать помощь совершившему злодеяние человеку взять на себя ответственность за собственный поступок, осознать мотивы собственных действий — это серьёзные шаги к исправлению.

— Ну а вдруг злодей говорит: «Я раскаиваюсь, желаю принимать участие в медиации», — легко вследствие того что не желает в колонию?

— Пускай приходит, начнем процесс медиации и посмотрим, что окажется.

— А если они не желают принимать участие в медиации?

— Тогда мы ничего не можем сделать. Не смотря на то, что норвежские власти весьма желают сделать данный процесс принудительным.

России до Норвегии на большом растоянии. У нас медиация — уникальность. Время от времени ее применяют, в то время, когда речь заходит о правонарушениях несовершеннолетних.

У взрослых нет шансов на восстановительное правосудие.

А Нильс Кристи тем временем отправляется дальше — из города в город, из аудитории в аудиторию, дабы снова и снова повторять: «В чем сущность наказания? Это причинение второму боли. Мы  должны четко осознавать, что и для чего мы делаем, в то время, когда наказываем».

Все, кто его знает, говорят о нем, как в секте говорят о гуру. Я сейчас также: по-моему, он просветленный либо наподобие того.

Источник http://expert.ru/russian_reporter/2011/18/

Издание «Русский репортер»

Неповторимый проект, объединяющий отличную журналистику, лучшие фотографии, захватывающие репортажи о жизни современного общества

Решение конфликтов при помощи медиации (коучинг)


Интересные записи на сайте:

Подобранные по важим запросам, статьи по теме: